Кровавые легенды. Античность

«Пусть себе будут», – разрешил Иванов.

«Эпл вотч» переключился на греческое время. Час вперед. Чуть ближе к смерти.

Иванов не брал с собой чемодан и налегке, с нетяжелым рюкзаком, вышел под палящее солнце. У аэропорта имени писателя Казандзакиса галдели туристы и важными животастыми птицами курсировали автохтоны. Иванов надел темные очки и направился к черному микроавтобусу, о котором говорил сотрудник агентства. Закружилась голова, подурнело резко – он называл приступы затмениями. Иванов протянул руку, ища опору, но борт автобуса был далеко. Он сел на корточки, покачиваясь болванчиком, и издал звук, с которым покойный Боцман, любимец бывшей жены, откашливал шерсть. В грудной клетке расцвел и завял огненный цветок.

– Вам плохо?

Симпатичная азиатка смотрела на Иванова обеспокоенно и протягивала бутылку с минералкой.

Он покачал головой, выпрямился, прислушался к организму и решил, что доживет до отеля.

– Перегрелись? – спросила азиатка.

– Я умираю, – ответил Иванов и сел в автобус.

Справа раскинулось Критское море: все оттенки синего, белая окантовка у скал. Ехали по серпантину, опасно кренясь к пропасти. Кириллица на вывесках складывалась в загадочные слова-заклинания, лишенные для чужака смысла. Иванов долго подыскивал пункт назначения, колебался между Испанией и Италией, местами, где был счастлив; отмел оба варианта и подумывал о Черном море, о Сочи, которое никак не ассоциировалось с развалившимся браком. В конце концов выбрал Крит, только потому, что ни разу не был в Греции: терра инкогнита, связь с прошлым, ограничивающаяся зачитанным в юности томиком о богах и героях Олимпа. По той же причине он впервые заплатил за «ол инклюзив».