Плохие девочки попадают в Рай

Так-то лучше, Ник. Так-то лучше.

Втягиваю его в себя, совершаю глотательное движение и слышу его горловой стон. Медленно, сантиметр за сантиметром выпускаю его член из себя, потом сжимаю губы чуть плотнее и снова втягиваю. Это продолжается до тех пор пока сквозь Никиткины стоны не прорывается на выдохе моё имя:

– Ди…

Если бы я не была возбуждена так сильно, он бы так легко не отделался, но сейчас я хочу этого не меньше, чем он. Если не больше.

Кроме того, он и так заведён до предела.

Медленно выпускаю его член изо рта, поднимаюсь и мгновенно отступаю к столу, резко тяну его на себя. Он порывается увести меня в спальню – когда-нибудь я его точно прибью за его рыцарство в самые неподходящие моменты – но я резким движением стягиваю скатерть со всем содержимым прямо на пол и выдыхаю:

– Здесь. И. Сейчас. Так, как я люблю, – отталкиваю его руку, когда он порывается – мне бы его самоконтроль – снова ласкать меня между ног, и в моих интонациях звучит почти угроза, – нет.

Сейчас его не приходится просить дважды – он опрокидывает меня на стол и входит одним резким движением. Я почти ору – но это то, что мне нужно: сейчас и всегда. Я это знаю, и он это знает, хотя, когда всё закончится, будет ненавидеть себя за это. Ненавидеть и желать это повторить. Потому что это – бесстыдно разведённые бёдра, согнутые в коленях ноги, мои всхлипы, когда он двигается во мне, зажмуренные глаза и – по нарастающей – стоны, срывающиеся на крики – иногда бессвязные, иногда вполне членораздельные – это то, что ему нужно, как подсевшему на кокаин очередная доза. Его наркотик – я. Наркотик, с которого так просто не слезешь. Поймать среди криков «ещё» и «сильнее» своё собственное имя для него – нечто невообразимое, но такое бывает редко.