Нарисую себе счастье

Я сунула ножницы за пояс и послушалась. Мать стояла у меня за плечом и смотрела на меня с грустью.

– Рассказывай, что задумала. Вижу же, что денег где-то достала, лекаря славного привезла. В портках мужских щеголяешь. Не хочу гадать и подозревать тебя. Говори скорее, мне доктор волноваться не велел.

Отчего-то стало спокойно и даже тепло. Матушке и в самом деле стало заметно лучше. Она уже не хрипела и не кашляла на каждом слове. И рассуждала вполне разумно.

– На фабрику к Долохову меня взяли, – призналась я. – Но я переоделась мальчиком.

– Лучше б братец твой работу нашел, – вздохнула мать. – Вымахал с меня ростом, а все как маленький.

– Так двенадцать ему только, а на фабрику с четырнадцати берут. Жили бы мы в городе…

– Но мы не в городе, – кивнула мать. – Ничего, я слышала, Долохов – хозяин не злой, хоть и суровый. Да и ты, конечно, рисовальщиком пойдешь, а не глину месить и ящики таскать.

– Уж конечно.

– Сложно тебе будет, дочка, среди мужиков. Если б Игнат жив был, не пустил бы.

Я промолчала, не зная, что на это сказать.