Нарисую себе счастье

– Яблоки так яблоки, Казьмир Федотыч, – кивнула тетка Дана. – А только надоели нам ваши яблоки хуже чем горькая рябина!

Женщины залились смехом, а та, молодая, в желтом платке, храбро добавила:

– Нельзя ли нам вишню рисовать или огурцы какие?

– Нельзя, – веско ответил Долохов. – Пока образца нету, рисуйте “виноград”. Да побыстрее, не то сердиться начну.

Он еще раз окинул тяжелым взглядом женщин, которые тут же схватились за кисти, а потом опустил горячую ладонь мне на плечо.

– Поглядел, Маруш? Пойдем покажу, что в других цехах делается. Вот там у нас комната, где посуду глазурью покрывают, да печи для обжига.

И повел меня, изрядно оробевшую, куда-то за дверь. Рука его жгла через тонкую рубаху, но противиться я не смела.

– Понравилось в рисовальном цехе? – прогудел Долохов, зачем-то крепче стискивая плечо. – Правду говори, не ври.

– Не слишком, – тихо ответила я – ну а чего? Сам же просил не врать. – Пахнет дурно и скучно одно и то же изо дня в день рисовать.

– Я так и думал!

Сердце заколотилось, в носу защипало.