Из меди и перьев

Микаэль вытащил у него из стола печать и сургуч и, высунув кончик языка, начал методично запечатывать записку.

– То, что ты вваливаешься к нему в дом, пьешь его вино и рассказываешь, сколько у тебя кораблей, не называется делами.

– Старик должен нам двести двадцать монет и все золотом. Долга я не увижу, как своих ушей, но хоть позабавлюсь, глядя на него. Должно быть, весело задолжать семье, которую прежде не пускал на порог, – он махнул рукой, подозвал служку, стоявшего у дверей, и вручил ему записку. – Я человек не злой и не мстительный, Эберт. Но в маленьком хулиганстве ты мне отказать не способен.

У семейства Альбре был не дом, а настоящий дворец. Немудрено, что таких выскочек, как Микаэль и его родня, на порог не пускали. Им сухо улыбались на улице из повозки, если доведется встретиться взглядом, милостиво кивали, но не говорили ни слова, а о приемах и речи быть не могло. Отца Микаэля это, правда, совсем не заботило. Он был счастлив, богат и независим от чужого мнения настолько, что мог взять в жены дочь служанки лишь потому, что та была бойкой девчонкой. О своем выборе он не пожалел ни разу за все двадцать три года счастливого брака. Микаэль же Альбре ненавидел. Характер у него был матери, а южный темперамент так просто не спрячешь под обходительными манерами и цветистыми фразами. Альбре были снобами и знатным дворянством. Пышное убранство их дома крикливо лезло в глаза, однако каждому было известно, что все заложено подчистую и задолжали они немерено. А потому день, когда на пороге у них появился отец Эберта с весьма выгодным предложением, оказался для них крайне удачным. Но чувствовать себя обязанным каким-то торгашам, пусть и с баронством, было ужасно. Эберт знал о неприязни новой семьи. Она нимало его не заботила. Сделка отличная, план хорош, невеста – признанная красавица – куда как приятный бонус, а Микаэль может говорить что угодно.