Четыре сезона. Сборник

Нортон принял Энди в конце июня. Подробности их разговора я узнал от самого Энди только через семь лет.

– Если вы опасаетесь нажима с моей стороны в связи с денежными операциями, то у вас нет повода для беспокойства, – тихо сказал ему Энди. – Неужели вы думаете, что я заинтересован в разоблачениях? Не стану же я, в самом деле, рубить под собой сук. Я ведь точно так же замешан во всем, как и…

– Довольно, – остановил его Нортон, чье вытянутое каменное лицо напоминало в эту минуту надгробную плиту. Он откинулся в своем кресле, почти касаясь затылком грозных слов: ГРЯДЕТ СУД БОЖИЙ, И НИКТО НЕ СПАСЕТСЯ.

– Но…

– Чтобы я больше не слышал о деньгах, – сказал Нортон. – Ни здесь, ни в другом месте. Если вы не хотите, чтобы библиотека снова превратилась в складское помещение. Вы меня, надеюсь, поняли?

– Я лишь хотел развеять ваши сомнения, только и всего.

– Видите ли, когда я почувствую потребность в том, чтобы раскаявшийся сукин сын вроде вас пришел развеять мои сомнения, в тот день я подам в отставку. Я принял вас, Дюфрен, потому что устал от вашей назойливости. Хватит уже. Если вы что-то там нахимичили и теперь в вашей голове созрел фантастический план, носитесь с ним сами. А меня не впутывайте. Стоит только распахнуть двери, и ко мне пойдут косяком со всякими бредовыми идеями. Каждый грешник начнет плакаться мне в жилетку. Я был о вас лучшего мнения. Но теперь все. Кажется, я выразился ясно?