Четыре сезона. Сборник

Лицо Нортона сначала приобрело кирпичный оттенок, а затем кровь от щек отхлынула.

– Еще раз карцер. Тридцать дней. На хлебе и воде. И повторная черная метка в характеристике. А пока вы будете сидеть в карцере, поразмыслите над следующим: если заведенный мной порядок будет хоть в чем-то нарушен, на библиотеке можете поставить крест. Я лично прослежу за тем, чтобы она обрела свой прежний вид. А вашу жизнь я сделаю… трудной. Очень трудной. Вы получите самый строгий режим, какой только возможен. Для начала вы лишитесь своего отдельного номера в нашем «Хилтоне», и драгоценных камней на подоконнике, и покровительства охраны, защищавшей вас от содомитов. Вы лишитесь… всего. Вы меня поняли?

Я думаю, Энди его понял.

А время шло – вот он, самый старый из известных на земле трюков, воистину магический. И время изменило Энди Дюфрена. Он стал жестче. Более точного слова не подберу. Он продолжал ассистировать Сэму Нортону в его грязных махинациях и сохранил библиотеку, так что внешне вроде бы все оставалось по-прежнему. Он продолжал получать свою бутылку виски на день рождения и на Рождество и, выпив стопку, отдавал остальное товарищам. Я доставал ему шкурки для полирования камней, а в шестьдесят седьмом приобрел для него новый геологический молоток – тот, что я достал девятнадцать лет назад, как я уже говорил, пришел в полную негодность. Девятнадцать лет! Пять слогов – как пять гулких ударов по крышке гроба. Молоток, который когда-то стоил десять долларов, к шестьдесят седьмому подскочил в цене до двадцати двух. По этому поводу мы с Энди обменялись грустными улыбками.