Когда шатается трон

* * *

Не завидна жизнь у тех, которые сверху: сегодня ты подле трона монаршего трёшься, а завтра тебя на гильотину волокут или в кандалы куют и в казематы сырые запирают. Чем выше вознёсся, тем больнее падать. Сколько народишку, что под звёздами рубиновыми ходили, в земле сырой лежат или тачки на Колыме толкают. Не сосчитать. Это только если передовицы газетные читать – всё в стране хорошо, все соратники и сподвижники, верны заветам Ильича, а на деле такая грызня идёт, что только косточки хрустят. Зазевался чуть – тебе в бок чьи-то клыки вцепились и дерут так, что только клочки мяса летят. А коли поддался ты, то и другие вцепятся, как в подранка, и уже всей стаей терзать начнут. Да и вожаку не сладко: промахнётся – и его стая разорвёт. Таковы жестокие законы естественного отбора и… политики.

Думает Лаврентий Павлович, прикидывает, кто из ближайших друзей его больней укусить может. Раскладывает по именам и должностям, как пасьянс. И по всему выходит, что каждый. Такие правила.

Первый, конечно, Маленков, добродушный с виду толстячок, на которого никогда не подумаешь, если не знать, какие ниточки он в свой кулачок собрал. Ворошилов с Буденным – бутафорские маршалы еще с той революционной поры – стрелки и рубаки. Эти не опасны, эти к кому угодно примкнут, поэтому до сих пор и живы, что как флюгеры под политическими сквозняками вертятся. Но присматривать за ними нужно… Хрущ – тёмная лошадка, по виду мужик-мужиком в вышиванке и с гармошкой, где надо поддакнет, когда нужно поддержит, хоть гопака спляшет. Только этот «мужик» списки расстрельные подмахивал, глазом не моргнув, все лимиты перекрывая, и в войну кровушку народную лил, не жалел. Кулацкая натура у того мужика, норовит всё под себя загрести, до нитки ближнего обобрав и его же подставив. Хитрый – в открытую драку не суётся, но подножку покачнувшемуся всегда поставить готов… Военные, да не один, а целый список, которые после победы головы приподняли. До войны хозяин крепко маршалов с генералами прорядил, убрав самых ретивых, примеривавших на свои макушки двууголку Бонапарта. Только теперь они, силу свою почуяв, опять зашевелились. Эти, если их вовремя не укоротить, своего не упустят… Кто там дальше?