Гукюн

– Подними голову, – требует Хосров, и стоит парню приказ выполнить, как в узком коридоре мгновенно нечем дышать. Его волосы цвета стали, из которой меч альфы выкован, так же небось на солнце блестят и переливаются – Хосров их по своим подушкам размётанными видит. Его глаза в Хосрове век нежилую брюшную полость вскрывают, он своими тонкими пальцами, которыми нервно подол длинной, спущенной на шаровары рубахи теребит, туда огонь вкладывает, персиковыми губами на него дует, пожар раздувает. Хосров всё ещё не дышит, он смотрит на него тёмным, тягучим взглядом, оторваться не может, по чётко очерченному подбородку вниз к тонкой шее скользит, как его медленно, время оттягивая, себя живьём от нетерпения сжигая, раздевать и пробовать будет, представляет.

Он делает шаг ближе, омега к стене прислоняется, шепчет «господин», весь сжимается. Хосров не слышит и не хочет слушать, он вообще разговаривать не настроен, когда перед ним самое прекрасное творение человека стоит, когда его зверь своё лучшее лакомство нашёл и от нетерпения воет. Он ещё ближе, вдавливает его собой в стену, ощущает под собой биение сердца, трепет тела. Он цепляет пальцами его подбородок, поднимает лицо к себе, омега от чего-то дрожит, но Хосров не останавливается, приближается к его губам и мажет по ним своими, потом ещё и ещё. Он внюхивается, кончиком языка по сочным губам проводит, как хищник, свою добычу пробует. На заднем фоне мозг орёт, о знакомом запахе предупреждает, но Хосров к нему уже прикоснулся, не отпустит, до последнего кусочка, смакуя, сожрёт.