Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий
А в первый день года наступившего в газете “Час” появилось стихотворение Кречетова “Смерть Пьеро (Веселая история)”, посвященное Ходасевичу:
- …Один лишь жалобный Пьеро
- Бредет с трагическою миной.
- Мелькнет ли белое перо
- Над изменившей Коломбиной?
- Вскочив на стол, Пьеро стоял
- С нелепо-вычурной отвагой.
- Кривится рот. В руке кинжал,
- В другой – бокал с кипящей влагой.
- И долгим вздохом бедный зал
- Ответил сдавленному стону.
- И темно-алый ток бежал
- По шутовскому балахону…
Образы были типичны для того времени (вспомним недавно появившийся “Балаганчик” Блока), но стиль общения, характерный для символистского круга, вполне позволяет заподозрить намек бывшего шафера на драматически сложившиеся отношения молодых супругов. В любом случае момент публикации пришелся как нельзя “кстати”.
Между тем, о семейном разладе Ходасевичей в Москве ходили самые разные слухи. Не все были на стороне Владислава. Экзальтированная девятнадцатилетняя Мариэтта Шагинян, которая в то время ни с поэтом, ни с его женой знакома еще не была, тем не менее донимала Марину “экстатическими письмами, объяснениями в любви, заявлениями о готовности «защищать до последней капли крови»”[145], а Владислава Фелициановича однажды формально. вызвала на дуэль.