Пятьдесят слов дождя

Бетховен. Равель. Моцарт. Чайковский… Имена и не выговоришь. Нори понимала, что лучше не прерывать Акиру во время игры, но после, когда он изможденный опускался рядом с ней на диван, она засыпала его вопросами.

И Акира отвечал. Он не заговаривал первым, не начинал беседу. В сущности, с момента, когда Нори присоединялась к нему с утра, и до того, как ее уводили спать, Акира произносил от силы несколько фраз. И тем не менее он не обескураживал Нори, не игнорировал, когда она к нему обращалась. Иногда он протягивал руку и играл с косичками Нори или поправлял ей воротник. Ему нравилось накручивать ее кудри на палец и смотреть, как они, словно пружинки, отскакивают – фокус, который ему ни за что не провернуть с собственными ровными прядями. Акира был единственным, кому нравились волосы Нори. Она ценила эти редкие мгновения и прятала их в самом укромном уголке памяти, рядом с воспоминаниями о матери.

Однажды вечером, сидя на диване рядом с братом, она нерешительно спросила:

– А что за мелодию ты играл?