Десятый самозванец

Расположившись на деревянном топчане со старым овчинным тулупом, на котором спал Костка, перед маленьким столом, сколоченном из горбыля, мужики разлили водку.

– А чего переживать-то? – выпив и откусив от огурца, стал рассуждать Конюхов. – Из-за морды битой? Так, плюнь – не девка красная. Все заживет, как на собаке. Из-за того, что в приказ не пошел? Я ведь, когда ты вчера не пришел, пождал-пождал, да спать лег. А с утра, когда ты пьяный да битый пришел, в приказ сходил, да сказал – болен, мол, Тимофей Демидов, сын Акундинов. Может, еще день-два проболеешь. Боярин, правда, спрашивал – не запил ли, свежий старшой-то от радости? А я уж соврал, что съел, дескать, чего-то … Ну, так он и говорит – пусть мол, выздоравливает, а тогда уж и на службу приходит. Знает, ведь, боярин-то наш, что муж у евонной крестницы – не пьяница, да не прощелыга. Ну, то, что бабник, дак тоже ничего. Все ж таки, у боярина в любимцах ходишь.

– Благодарствую, – как-то спокойно поблагодарил Тимофей. Ну, а как же не ходить? Он у Патрикеева, еще с Вологды в любимцах ходит. Не зря же, его на Таньке женили, да в Москву в приказ Новой четверти определили. Правда, было подозрение, что боярин не о нем беспокоился, а о крестной своей. Ну, кто бы ее в Вологде-то замуж взял? Пожалуй, он бы тоже не взял, зная, что придется оставаться дома. Уж Танькина «слава» до замужества была такова, что ей бы только в деревню, за какого-нибудь бобыля-холопа замуж идти. А ведь, если кому сказать, что дед у нее – владыка Вологодский да Пермский! – не поверят…