Кассия

– На плечо мое. Вбок. Вверх. Ну кое-какие изменения дна я вижу, но ничего критичного. Жить будешь.

– А цвет? – синхронно спросили Касси и мама.

Офтальмолог задумалась и ещё раз осмотрел глазное дно Касси через прибор.

– Такой цвет дают кровеносные сосуды, если разрушается нормальный пигмент. Кожа и волосы у тебя нормальные, так что через некоторое время… если все будет нормально, цвет должен вернуться в норму. Если все будет нормально.

– А если нет? – спросила Касси и бросила взгляд на маму.

Офтальмолог громко почесала щеку.

– Ну, жить будешь.

Если бы это было так легко.

Если бы не было рогов.

Тем днём и следующим Касси пыталась вернуться к разговору в лифте, но мама отмалчивалась, меняла тему, и забытая ссора повисла где-то между ними – словно бы темное пятнышко на краю зрения. Все, что вытянула Касси – последние полтора года родители ее не видели, а раньше она была нормальной.

Останься у Касси ее телефон, она бы позвонила соседке Тане или одногруппникам, но все вещи сгинули где-то в разбитой машине, которую забрал каршеринг. Об этом рассказал следователь, который явился через пару дней – нудный мужчина в присыпанных перхотью очках. Говорил он тихо, глухо, угрожающе. Всю беседу Касси казалось, что он не верил ни одному ее слову и в чем-то обвинял. Потом он в самом деле обвинил: что Касси взяла машину в каршеринге, не имея прав; потом – что каршеринг требовал компенсации за ремонт; потом намекнул на суд. Тут вмешалась мама и вывела следователя в коридор. Больше Касси его не видела, но тем же вечером попросила у мамы телефон.