Мясорубка. Как Россия полюбила кровавый спорт

Новичком я уж точно не был, но, когда начал писать «Мясорубку», мир ютуб-боев показался мне и знакомым, и незнакомым одновременно. Хаоса и безумия тут оказалось даже больше, чем я привык. Ни релизов, ни письменных новостей, ни полных послужных списков бойцов. И даже организаторы порой не знали, что звезда их главного боя вечера дерется уже третий раз за месяц, – в то время как для профи нормально выступить и два раза за год. Парни с десятком боев исключительно на ютубе выставляли за интервью ценник вплоть до ста тысяч рублей (сильнее, впрочем, я удивлялся, когда знакомился с людьми, которые им платили).

В какой-то степени книга о фрик-боях, кулачных поединках и российских единоборствах завершила во мне то, что начал философский факультет – превратила в исследователя явления, про которое все что-то слышали, но немногие пытались разобраться. Я ходил по клубам, где когда-то слушал Ника Кейва и Sonic Youth, а теперь там дрался Дацик, Дана Борисова и будущий проспект[19] UFC Шара Буллет. Следил, как тренды из российских соцсетей захватывают американский мир боев. Ел бургеры с парнем, чей первый в жизни бой собрал 50 млн просмотров на ютубе. Обсуждал со спортивным врачом опасность ударов голым кулаком и выбитые за раз шесть зубов. Фиксировал, как впервые на моей памяти люди говорят о таком количестве боев, происходящих на территории нашей страны, а не где-то в США. Наблюдал за тем, как эти бои переживают пандемию, остаются актуальными во время СВО, когда многие развлечения неизбежно отходят на второй план, и занимают выгодные места в новом мире 2020‐х годов – в спорте, в индустрии развлечений и просто в жизни. А явления, которые изначально казались маргинальными или экзотичными, оказывались проявлениями глобальных мировых или характерных российских процессов.