Третья

Мои пальцы никогда не посасывали. Ни один. Мне всегда казалось, что это действо больше дурацкая шутка, нежели то, что кому-то может нравиться. Но Арнау погрузил мой указательный палец на треть себе в рот, и у меня перехватило дыхание, когда сомкнулись его губы, когда кожи коснулся его язык. Эта волна, начавшаяся от руки, прошла мне через мозг, после ‒ через сердце и опустилась в живот. В самый низ. Он сосал его очень чувственно, очень неторопливо. Затем второй, потом третий… Он погружал их в себя с такой чувственностью, что дышать я больше не могла: оторопела настолько, что даже руку вырвать не пыталась. Его рот, его губы, его язык – на них вдруг сошелся фокус моего мира, и, когда мою руку мягко отпустили, я все еще сидела, задержавшись на вдохе.

‒ Выдыхай, ‒ посоветовали мне мягко.

«Выдыхай». А у меня мозг не там, у меня голова не там, я забыла про «скрепки».

‒ Теперь я ассоциируюсь у тебя не только с болью?

Главное, не выдать ему, куда ушел пожар, не показать, насколько меня пробило.