Перевоспитать охламона

Боясь передумать, Грунька щелкнула и Ваську. А потом еще и еще, двигаясь и пытаясь поймать нужное освещение и удачный ракурс.

– Улыбнитесь, зачем хмуриться? – вдруг проговорила Грунька, а Васька вскинул голову, словно очнулся от тяжелых мыслей.

Заметив, как девчонка, широко улыбаясь, скачет вокруг него с фотиком, Васька и сам улыбнулся. Смешная она, все-таки. И красивая. Безумно красивая. До одури.

Грунька тем временем сменила угол съемки, подойдя с другого бока.

– Ну, все, хватит, – хмыкнул Васька, отлипая от стены.

– Как это хватит? – возмутилась Грунька, – Не могу я упустить такой шанс и не поработать в храме великого мастера фотографии! Тем более, с его моделью.

– Тоже мне модель, – мотнул головой Васька, шагнув ближе к девчонке, – Все, завязывай.

Но Груня не слушала Барина, а, звонко смеясь, не переставала фотографировать Василия.

– Груня, не шали! – пригрозил Василий, сам заражаясь настроением пигалицы.

Ему вдруг тоже захотелось смеяться и сделать какую-нибудь милую глупость.

Шагнув еще ближе, Васька вдруг понял, какую именно шалость он сделает. И чтобы заглушить угрызения совести, Барычинский на всякий случай, произнес строгим голосом, но взгляд его смеялся: