Он уходя спросил (адаптирована под iPad)

– Чего же вы хотите? – спросил я в недоумении.

– Отдайте ваш рапорт мне. Вместо этого напишите заключение, что Митя застрелился. По российскому закону последняя воля самоубийцы не имеет легитимности. Деньги унаследую я, а большевики останутся ни с чем.

– Это невозможно! – вскричал я. – Результаты моего расследования указывают, что…

Тут она положила на стол сверток.

– Здесь тридцать тысяч рублей. Отдайте мне рапорт – и деньги ваши. Главное, вы сделаете доброе, справедливое дело. Накажете злодеев, спасете вдову и будущего ребенка несчастной жертвы, а кроме того не оставите без куска хлеба шесть тысяч рабочих наших четырех фабрик. При банкротстве фирмы все они окажутся на улице.

Что я могу сказать в свое оправдание?

Что тридцать тысяч равнялись моему тогдашнему жалованью за десять лет? Это не оправдание.

Что мне стало жалко вдову, ее дитя и рабочих? Это неправда.

Правда, увы, некрасива.

В девятьсот седьмом Россия уже четвертый год находилась в тяжелом общественном кризисе, все прежние понятия обесценились, государство шаталось и, казалось, вот-вот развалится. Мы тогда все немного сошли с ума. Я подумал: велика ли важность, что останется недорасследованным дело о смерти какого-то сумасброда, когда по всей стране каждый день убивают чиновников и вешают террористов?