До первого снега

– Отпустите! Как вы смеете! Не трогайте меня! – неистово бьюсь в их руках, не оставляя попыток прорваться к отцу. – Это какое-то недоразумение! Папа ни в чём не виноват! Отпустите его!

– Ну-ну, – хмыкает тот, что с пузом. – Разберёмся!

– Вы бы сначала разобрались, а потом врывались в дом к порядочным людям! – скалюсь зарёванным лицом в его сторону, пока отца под конвоем подводят все ближе и ближе.

Встречаюсь взглядом с родными, любимыми, самыми добрыми и отзывчивыми глазами отца. На мгновение. Но этого хватает, чтобы понять: мы обречены. Он ничего не говорит. Не спорит. Не вырывается. Покорно, с виноватым видом, понурив голову, он позволяет полицейским вывести себя из дома, а затем увезти.

– Это какая-то ошибка! – бубню под нос, провожая взглядом караван полицейских машин.

Всё резко смолкает. Меня больше никто не держит. Рядом со мной вообще никого. Только дикое ощущение опустошённости и вязкая неизвестность.

В полной прострации захожу в дом, глупо негодуя, что белоснежный глянец пола весь истоптан чумазыми чужими ботинками. Останавливаюсь по центру огромной гостиной и тихо плачу: я не знаю, что делать в подобной ситуации.