• На солнце зóлотом сверкает дождь летучий,
• озера в небесах синеют горячо,
• и туча белая из-за лиловой тучи
• встает как голое плечо.

• Молчи, остановись… Роняют слезы рая
• соцветья вешние, склонясь через плетень,
• и на твоем лице играет их сырая,
• благоухающая тень.

• Не двигайся, молчи. Тень эту голубую
• я поцелуями любовно обогну.
• Цветы колышутся… я счастлив. Я целую
• запечатленную весну.

• Закатные люблю я облака:
• над ровными, далекими лугами
• они висят гроздистыми венками,
• и даль горит, и молятся луга.

• Я внемлю им. Душа моя строга,
• овеяна безвестными веками:
• с кудрявыми багряными богами
• я рядом плыл в те вольные века.

• Я облаком в вечерний чистый час
• вставал, пылал, туманился и гас,
• чтоб вспыхнуть вновь с зарею неминучей.

• Я облетал все зримое кругом,
• блаженствовал и, помню, был влеком
• жемчужной тенью, женственною тучей.

Берлин, 1921 г.

• Я выехал давно, и вечер неродной
• рдел над равниною нерусской,
• и стихословили колеса подо мной,
• и я уснул на лавке узкой.

• Мне снились дачные вокзалы, смех, весна,
• и, окруженный тряской бездной,
• очнулся я, привстал, и ночь была душна,
• и замедлялся ямб железный.

• По занавеске свет, как призрак, проходил.
• Внимая трепету и тренью
• смолкающих колес, я раму опустил:
• пахнуло сыростью, сиренью.

• Была передо мной вся молодость моя:
• плетень, рябина подле клена,
• чернеющий навес, и мокрая скамья,
• и станционная икона.

• И это длилось миг… Блестя, поплыли прочь
• скамья, кусты, фонарь смиренный.
• Вот хлынула опять чудовищная ночь,
• и мчусь я, крошечный и пленный.

• Дорога черная, без цели, без конца,
• толчки глухие, вздох и выдох,
• и жалоба колес – как повесть беглеца
• о прежних тюрьмах и обидах.

Груневальд, 4 июля 1921 г.