Тринадцатое дитя

Он умолк, оглядел кухню и испуганно всплеснул руками:

– Торт!

Он открыл банки с мукой и сахаром. Зачерпнул по горсти и того и другого и просеял сквозь пальцы на блюдо. Белые гранулы преображались во время падения, превращаясь в коржи, плотные, мягкие и золотисто-коричневые.

Меррик сдул с ладони последние крупинки сахара, и торт покрылся розовой глазурью, такой нежной и тонкой, что сквозь нее были видны все слои. Верхний слой заблестел сахарной позолотой. Прямо из воздуха Меррик достал ароматный бутон пиона, готовый вот-вот раскрыться, и положил на торт. Вокруг бутона вмиг возникли свечи, такие же розовые, как лепестки цветка.

Получилось изысканно, удивительно прекрасно и очень в духе Меррика.

– Ну как? – спросил он, любуясь своей работой, а затем наклонился и с отеческой нежностью поцеловал меня в макушку.

От него пахло кардамоном и гвоздикой, ванилью и патокой, но за этими ароматами таились другие – темные и не такие приятные. Никакая смесь пряностей не могла заглушить этот запах: медь, железо и сладковатый душок чуть подгнившего мяса.