Яга Абыда

– Откуда же ты взялась, с камушком таким внутри?

Ярина растерянно улыбнулась, пожала плечами.

– Холодно…

– Холодно – потому что ты чужачка пока. Изба тебя примет, теплей станет. К лету, глядишь, и в Лесу потеплеет.

А девочка-то оживала на глазах: заиграл румянец – земляничный, рубиновый, как будто только с мороза вошла, – засияли глаза, и орешник налился золотистой коричневой глубиной. Даже волосы, безжизненные косички, встопорщились, словно только что проскакала верхом всю дорогу от Яблоневой Рощи.

Ярина оглядывалась, вертела головой. Абыда хмыкнула про себя: видели мы это, много раз видели, как новенькие оглядываются. Тут и связки из волчьего волоса, тут и сухие цветы, и яблоня вплелась в брёвна, вьётся живым узором до самого потолка. Тут и зеркало, едва поблёскивает под каразеей. Яга бы и рада плотней укрыть, но сильное колдовство ничем, кроме другого колдовства, не скроешь, а ещё один покров поверх зеркала городить – как заплату на заплату ставить: однажды порвётся так, что ранки, рванки, трещинки по всему полотну пойдут. Достаточно, что изба на перепутье крепко села, как клуша на гнезде с мёртвыми птенцами: не поднять, не сдвинуть никакой чужой силе.