Яга Абыда

Ярина тем временем углядела, конечно, зеркало. Какая маленькая – а уже увидела проблески колдовства. Если голова светлая, если слово держать умеет, если нитку схватит – далеко пойдёт.

Пробежала глазами по связкам белушек, по сухим радужным перьям Сирин в горшке, по костяной скрипке, по череде снежных шаров, в которых, чувствуя позднюю осень, клубился тугой туман. Глаза любопытные, искорки прыгают, руки тянутся, вопросы на языке поспевают, как груши на пороге осени. Знаем, знаем, уж сколько раз видели такое… Почему же только позже, к юности, глаза гаснут?

Билась Абыда над этим, размышляла, что случается, в какой миг гаснет огонь внутри. Так и не поняла ничего, одно что самой скоро за третью сотню перевалит.

А может, и нет.

Опять метнулась взглядом к воде, всмотрелась через плечо в крынку. Глядела ведь сегодня, куда ещё, дважды ни на что не гадают, дважды вопрос задавать – только ответ портить. И всё-таки посмотрела. Холодная, тихая вода, хоть Лес уже весь проснулся, всеми ветвями потянулся в последний погожий день к скупому кленовому солнцу. Птенцы Гамаюна затянули тонкими голосами свою песнь, птица-мать изредка, звучно направляла: вот так. Вот так пойте, чтоб у того, кто вас услышит, самое светлое поднималось в душе, самое дорогое.