Время, бесстрашный художник…
- Я видел сон – как бы оканчивал
- из ночи в утро перелет.
- Мой легкий сон крылом покачивал,
- как реактивный самолет.
- Он путал карты, перемешивал,
- но, их мешая вразнобой,
- реальности не перевешивал,
- а дополнял ее собой.
- В конце концов, с чертами вымысла
- смешав реальности черты,
- передо мной внезапно выросло
- мерцанье этой черноты.
- Как бы чертеж земли, погубленной
- какой-то страшною виной,
- огромной крышкою обугленной
- мерцал рояль передо мной.
- Рояль был старый, фирмы Беккера,
- и клавишей его гряда
- казалась тонкой кромкой берега,
- а дальше – черная вода.
- А берег был забытым кладбищем,
- как бы окраиной его,
- и там была под каждым клавишем
- могила звука одного.
- Они давно уже не помнили,
- что были плотью и душой
- какой-то праздничной симфонии,
- какой-то музыки большой.
- Они лежали здесь, покойники,
- отвоевавшие свое,
- ее солдаты и полковники,
- и даже маршалы ее.
- И лишь иной, сожженный заживо,
- еще с трудом припоминал
- ее последнее адажио,
- ее трагический финал…
- Но вот,
- едва лишь тризну справивший,
- еще не веря в свой закат,
- опять рукой коснулся клавишей
- ее безумный музыкант.
- И поддаваясь искушению,
- они построились в полки,
- опять послушные движению
- его играющей руки.
- Забыв, что были уже трупами,
- под сенью нотного листа
- они за флейтами и трубами
- привычно заняли места.
- Была безоблачной прелюдия.
- Сперва трубы гремела медь.
- Потом пошли греметь орудия,
- пошли орудия греметь.
- Потом пошли шеренги ротные,
- шеренги плотные взводов,
- линейки взламывая нотные,
- как проволоку в пять рядов.
- Потом прорыв они расширили,
- и пел торжественно металл.
- Но кое-где уже фальшивили,
- и кто-то в такт не попадал.
- Уже все чаще они падали.
- Уже на всю вторую часть
- распространился запах падали,
- из первой части просочась.
- И сладко пахло шерстью жженою,
- когда, тревогой охватив,
- сквозь часть последнюю, мажорную,
- пошел трагический мотив.
- Мотив предчувствия, предвестия
- того, что двигалось сюда,
- как тема смерти и возмездия
- и тема Страшного суда.
- Кончалась музыка и корчилась,
- в конце едва уже звеня.
- И вскоре там, где она кончилась,
- лежала черная земля.
- И я не знал ее названия –
- что за земля, что за страна.
- То, может быть, была Германия,
- а может быть, и не она.
- Как бы чертеж земли, погубленной
- какой-то страшною виной,
- огромной крышкою обугленной
- мерцал рояль передо мной.
- И я, в отчаянье поверженный,
- с тоской и ужасом следил
- за тем, как музыкант помешанный
- опять к роялю подходил.