Последний Иерусалимский дневник
- Преступному весь век я предан зуду,
- и в том давно пора признаться мне:
- я мысли крал. И впредь я красть их буду,
- и пусть потом в аду гореть в огне.
«Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом…»
- Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом,
- но не боюсь ни бесов, ни скотов;
- готов я к пораженьям и утратам
- и к разочарованиям готов.
«Мне не дано сердечный перестук…»
- Мне не дано сердечный перестук
- дарить стиху, лепя его истоки,
- и музыка свиданий и разлук
- не вложена в мои скупые строки.
«Глухую подковёрную борьбу…»
- Глухую подковёрную борьбу
- мы вряд ли в состоянии представить,
- но проще херу вырасти на лбу,
- чем людям добровольно власть оставить.
«В семье, далёкой от народа…»
- В семье, далёкой от народа
- родился, рос и думал я:
- семья, в которой нет урода, —
- неполноценная семья.
«Мне утреннее тяжко пробуждение…»
- Мне утреннее тяжко пробуждение —
- из памяти теснятся ламентации,
- какое это было наслаждение —
- мне в молодости утром просыпаться.
«Я нынче тихо бью баклуши…»
- Я нынче тихо бью баклуши,
- стишки пустячные пишу,
- и с удовольствием на уши
- любую вешаю лапшу.