Тринадцатое дитя

– Ох, Хейзел! – воскликнула она и пожала плечами, но не виновато, а как бы желая сказать: «Ну теперь-то ничего не поделаешь».

Я растянула губы в подобии улыбки. Это была не настоящая улыбка. Не улыбка прощения. Просто я дала знать, что все понимаю. Она про меня не забыла, и нам обеим это было известно. Я давно уяснила, что от мамы не стоит ждать ни сочувствия, ни раскаяния, даже если меня обидели несправедливо.

– Можно мне выйти из-за стола? – спросила я, приготовившись спрыгнуть с деревянной скамьи, слишком высокой для моего небольшого роста.

– Ты закончила дела по хозяйству? – спросил папа с таким удивлением в голосе, словно только сейчас заметил мое присутствие.

Я не сомневалась, что он и вправду обо мне забыл. Я занимала совсем мало места и в его доме, и в его мыслях. В толстенной книге папиной жизни я была лишь крошечной сноской, набранной самыми мелкими буквами. Тринадцатое дитя. Дочь, предназначавшаяся не ему.

– Нет, папа, – соврала я, глядя на его руки. Не на лицо. Даже смотреть мне в глаза для него было тяжко. Он не собирался прилагать столько усилий. Ему этого не хотелось.